Ближний круг - Александр Афанасьев

и будешь сидеть, пока не вспомнишь, кто тебя научил врать мне…

Лейтенанта – потащили куда-то вглубь тюремного комплекса.

Но все изменилось почти сразу.

Когда Саддам садился в машину во дворе тюремного комплекса Абу Грейб – он приехал всего лишь на одной машине без охраны с верным человеком за рулем – во двор въехал черный Мерседес. Саддам присмотрелся – это была машина Абдул Хасана аль-Дури[147], главы генерального директората разведки.

Аль-Дури выскочил из машины и поспешил км Раису. Раис с удовлетворением отметил – боится. И правильно делает. Все должны бояться. Хоть он и не отвечал непосредственно за охрану.

– О, обожаемый народом Раис – зачастил Аль-Дури – вы не представляете, как я рад видеть вас в добром здравии

– Не благодаря вам – сказал Саддам

– Осмелюсь отнять у вас всего минуту драгоценного времени…

– Ты отнял уже больше! – раздраженно ответил Саддам

– Мои люди поймали шпиона!

– Эка невидаль. И ты приехал, чтобы сказать мне об этом?

– Этот шпион – советский. Советский дипломат.

Саддам уже хотел послать услужливого не в меру начальника ГИД – но что-то заставило е6го задуматься. Советский дипломат… советский дипломат. Может быть, он никогда не слышал про то, что у них были источники информации в посольстве СССР.

– Ты говоришь, советский дипломат…

– Совершенно верно, саиди Раис

– Что он сделал? Он шпион? Он заговорщик?

– Нет, саиди, он просто торговал.

– Торговал – чем?

Услышав ответ, Саддам довольно ухмыльнулся. Вот это дело.

– Где он? Вы отпустили его?

– Никак нет, саиди. Я распорядился привезти его на одну из вилл, которые мы используем. Он и сейчас там.

– Там есть место, откуда можно наблюдать за допросом?

– Конечно, есть, саиди…

Саддам – похлопал директора ГИД по плечу, что он делал довольно редко с любым чиновником. Но Саддам в последнее время вообще часто вел себя не так как обычно.

– Молодец. Ты хороший баасист и бдительный солдат революции. Показывай дорогу. Хотя нет, подожди…

Саддам позвал офицера – порученца и приказал, чтобы немедленно освободили капитана Гхадири.

Таким образом, капитан Реза Гхадири вероятно, пробыл в заключении меньше, чем любой человек, схваченный Амн аль-Хаас – его даже до камеры довести не успели.

Вилла внутренней разведки Ирака – одной из спецслужб, отвечавшей за контрразведку – находилась в районе Сулеймании – тихом и зеленом багдадском районе. Тойота, сопровождавшая Мерседес – нырнула за ворота, которые тут же закрылись. Несколько человек, увидев выходящего из Тойоты Раиса отсалютовали ему[148].

Саддам, сопровождаемый директором ГИД – нырнул в незаметную дверь, предназначенную для прислуги. Вилла была дорогой, новой, американского проекта, и в ней – были отдельные коридоры и двери для прислуги. Дом был как бы с двойным дном…

Они зашли в какую-то комнату, там были телевизоры и сидели двое, один курил сигарету. Увидев входящего – они вскочили.

– Да здравствует июльская революция!

Директор ГИД показал глазами – убирайтесь, и они немедленно сделали это.

Саддам – впился глазами в экран. На нем – на стуле сидел человек, в белой рубашке и европейских брюках. Судя по позе – он был уже готов.

– Как его имя?

– Каха Кабая, саиди. Судя по тому, что мы о нем знаем – атташе советского посольства, недавно прибыл из Дамаска.

Саддам внимательно смотрел на экран.

– Со всем уважением, саиди, есть записи его допроса.

– Добро. Пусть принесут. И кофе. На песке, по-бедуински.

Тем временем – Каха Автандилович Кабая, начальник отдела советского посольства в Багдаде – лихорадочно думал, что делать дальше.

Он оказался в МИМО, Московском институте международных отношений по связям – его отец был секретарем райкома партии в Грузии, но гораздо больший вес имел его дядя, цеховик и наркоторговец, один из крупнейших в Грузии. Ему «сделали» рабочую биографию – устроили на автомобильный завод в Кутаиси на год, после чего – пользуясь рабочим стажем и щедрыми денежными потоками из родной Грузии – он поступил в один из самых элитных ВУЗов страны.

Так продолжалась катастрофа.

В МИМО – он нашел себе родственные души – молодых отморозков с хорошей биографией или щедрым папиным кошельком, бравировавших антисоветизмом – части из них просто нравился флер «несогласности», а часть – была, несмотря на молодость – матерыми антисоветчиками. В институте была библиотека, она комплектовалась, в том числе и антисоветской литературой – считалось, что в гомеопатических дозах и яд лекарство. Но будущие дипломаты глотали яд так жадно, что ничего хорошего из этого не получалось.

Второй темой для разговоров – были махинации. Несмотря на барьеры, в виде преимуществ выходцам из рабочих – большая часть абитуриентов МИМО были выходцами из дипломатической или внешнеторговой среды – МИД и Внешторг. И там и там – показной аскетизм совмещался с безумными аферами, а необходимость скрывать неправедное богатство – добавляло ненависти к строю. На тусовках, обсуждали все – от нового альбома Фредди Меркьюри и до способов отличить поддельные джинсы от настоящих, от подпольного курса долларов и чеков ВПТ – и до тех махинаций, какими зарабатывались первые подпольные миллионы. Если бы КГБ СССР имело здесь хоть одни уши – ох, как много бы удалось узнать. Но куратор университета из первого отдела – сам уже давно включился «в систему» и за мзду – отмазывал, если кто-то попадался на чем-то криминальном, например, на ломке чеков.

Тогда – Каха Автандилович Кабая написал подписку и стал осведомителем КГБ. Но осведомительство его – заключалось в том, что они с куратором выдумывали всякие мелкие грешки про студентов группы и писали отписки. Куратор – получал деньги на оплату осведомителя, Кабая расписывался за них – но деньги оставлял куратору.

Надо сказать, что система сложилась уже тогда в ее основных чертах – и вербовка была одним из основных элементов системы. Для того, чтобы стать в доску своим – надо было совершить преступление. Тот, кто был не замазан, тот был опасен и не заслуживал доверия.

Кабая стал своим уже на втором курсе – вместе с сокурсниками он совершил групповое изнасилование. Потом – ломал чеки.

Его выпуск – пришелся как раз на период недолгого руководства внешней политикой СССР видным государственным и партийным деятелем, Эдуардом Амвросиевичем Шеварднадзе. Бывший генерал милиции, бывший секретарь ЦК Компартии Грузии – за короткое время развел в МИД такую кумовщину, про которую при «мистере Нет» и слыхом не слыхивали.

Так – Кабая получил первое назначение – в Афганистан. Хоть оно на первый взгляд и казалось стремным – на самом деле, прошедшие Афганистан в МИДе считались чуть ли не фронтовиками и потом их двигали наверх.

Из Афганистана – он переместился в штат советского посольства в Дамаске. Дамаск – был интересным и своеобразным городом на Ближнем Востоке. Отправной точкой многих специальных операций, и одновременно с этим – центром многих нечистых дел. Страна в центре Ближнего Востока, совершенно лояльна СССР, при этом – рядом такие страны как Израиль, Ливан, Ирак, Турция, Иордания. Часть из них – проамериканская, еще часть – пустила к себе палестинцев, часть из которых была просоветской, а часть – себе на уме. При этом – Дамаск был не социалистическим, там работали базары, можно было достать то, что в СССР никогда не было, или было только в Березках. Плюс – в Дамаске находились региональные конторы советских внешнеторговых объединений. Таких как например «Автоэкспорт». При этом – Дамаск считался «почти Парижем», получить туда назначение не считалось «быть загнанным в какую-то дыру», как в африканскую страну или к примеру – в Йемен.

В общем – в Дамаске творились очень интересные дела, а многочисленность советской колонии – делала возможной появление этнических общин и групп, объединенных по этническому признаку – или просто землячеств.

Кабая – не присоединился к грузинам, которые там тоже были и которые закупали в Дамаске ткани для подпольных фабрик по пошиву джинсов в Грузии. Он присоединился к москвичам, потому что с детства был очень умным. И понимал, что Грузия и Москва – две несопоставимые величины.

Москвичи – занимались в Дамаске куда более крутыми делами. Во первых – в Дамаске существовало что-то вроде подпольной сети, в которую приходили из СССР драгоценности, нелегально вывезенные совершившими алию евреями – потом они местными тропами доставлялись в Израиль. К рукам тоже прилипало и немало – ставки доходили до пятидесяти процентов, но это было выгоднее, чем рисковать жизнью[149]. Здесь же – действовала подпольная биржа чеков, долларов, рублей,